— Чарльз? — произнесла она чуть слышно, как будто боялась, что это всего лишь наваждение.
— Эвелин, — выдохнул он. Ее имя прозвучало в его устах с горечью сожаления и теплом воспоминаний.
Она замерла на месте, пальцы, сжимающие меховой ворот ее пальто, ослабли.
— Ты все-таки жив.
— Ты правда подумала, что я… — начал он, но замолк, наткнувшись на ее взгляд.
Она скрестила руки на груди, ее осанка стала напряженной.
— Я не думала ничего. Я не знала ничего. Ты исчез без слова, Чарльз. Только эта проклятая записка.
Он глубоко вздохнул, глядя на кулон на ее шее — тот самый, который он когда-то видел у нее на руках, теперь надежно закрывал его последнее письмо.
— Эв… — он попытался найти нужные слова, но их не оказалось. — Ты не представляешь, через что я прошел.
— И ты не представляешь, через что прошла я, — ответила она резко, ее голос мелко задрожал. — Но это ничего не меняет. Ты ведь все еще куришь. Значит, за этим сюда пришел?
Он посмотрел на пустую пачку в руках и чуть горько усмехнулся.
— Даже это не ускользнуло от твоего внимания.
Она вздохнула и разжала плечи.
— В этом магазине не самые лучшие сигареты. Иди за мной, я знаю место получше.
Она повернулась, не дожидаясь ответа. Ее шаги звучали уверенно, но в ее движениях чувствовалось что-то недосказанное, как будто она пыталась заглушить свои мысли. Он несколько мгновений продолжал стоять у входа в магазин, а затем вздохнув, убрал обратно в карман пустую пачку сигарет и последовал за ней, глядя, как ее пальто колышется на ветру. Он ощущал, что между ними зияет пропасть, но что-то внутри него захотело, чтобы пропасть больше не углублялась.
— Так куда мы идем? — нарушил он молчание, нагоняя ее.
— В небольшой табачный магазинчик на Перекрестной улице, — коротко ответила Эвелин, не оборачиваясь.
Он кивнул, хотя она этого и не видела. Несколько мгновений они шли молча, пока окружающий шум Грандхейвена заполнял неловкую пустоту между ними. Прохожие спешили мимо, машины гремели колесами, а вдалеке слышался стук парового молота.
— Ты не изменилась, — вдруг сказал он, стараясь придать голосу нейтральный тон.
Она обернулась к нему на мгновение, ее глаза блеснули легкой насмешкой.
— А ты, наверное, так говоришь всем женщинам, которых бросил.
Он сжал челюсти, но промолчал. Подобные слова были заслужены.
Спустя несколько минут они остановились у небольшого магазинчика с вывеской «Братья Харт. Табачные изделия с 1233 года.». В витрине были выставлены элегантные шкатулки для хранения табака, резаки для сигар и несколько пачек с изысканными сортами сигарет.
— Это место лучше, чем твои забегаловки, — заметила она, толкая стеклянную дверь.
Он улыбнулся уголками губ.
— Рад, что ты все еще не лишилась вкуса.
Они вошли внутрь. Магазин оказался маленьким, с низким потолком и ароматом качественного табака, смешанным с запахом полированного дерева. За прилавком стоял пожилой мужчина в очках с золотой оправой, который вежливо улыбнулся, увидев их.
— Добрый день! Чем могу помочь?
— Пачку ваших лучших сигарет, — сказал Чарльз, кивая в сторону прилавка. — И… добавьте что-нибудь из того, что она обычно берет.
Эвелин приподняла бровь, но промолчала. Продавец, не задавая вопросов, достал две пачки из-под стекла и аккуратно поставил их на прилавок.
— Тридцать шесть ауринов, шестьдесят пять бронзей за все, — сказал он с легким поклоном.
Чарльз достал пачку купюр, отсчитал нужную сумму и протянул ее продавцу.
— Спасибо.
Эвелин уже направлялась к выходу, и он поспешил за ней, держа в руке сигареты.
— Все-таки в тебе что-то изменилось, — сказала она, когда они вновь оказались на улице.
— Что именно? — спросил он, закуривая сигарету и отдавая ей ее пачку.
Она сделала паузу, словно обдумывая ответ, затем подняла на него взгляд, открывая сигареты.
— Ты стал… тише.
Чарльз задержал дыхание на мгновение, но затем выдохнул дым и слегка усмехнулся.
— Время накладывает свой отпечаток.
Эвелин кивнула, словно соглашаясь. Она поднесла к губам сигарету, Чарльз тут же поднес зажигалку, поджигая дорогую бумагу. Он внимательно смотрел, как она курит, не спуская с него взгляд.
— Насколько я помню, — начал он, — тут неподалеку есть место, где можно посидеть и поговорить. Ты не спешишь?
— Показывай дорогу.
Ее глаза чуть смягчились, и они пошли по улице. Чарльз шел рядом с Эвелин, немного позади, чтобы лучше видеть ее профиль. Она не говорила ни слова, но ее взгляд скользил по витринам и вывескам, как будто она искала что-то знакомое или, наоборот, новое.
Дождь усилился, капли стекали по полам их пальто, оставляя темные разводы. Чарльз достал из кармана сигарету, но, увидев кафе, передумал.
— Ты ведь все еще любишь кофе? — вдруг спросил он, прерывая молчание.
Эвелин обернулась на его голос, ее зеленые глаза встретились с его взглядом.
— Ты помнишь это?
— Трудно забыть, — Чарльз чуть улыбнулся. — Мы могли спорить о том, какой кофе лучше, целую вечность.
Она не ответила, но уголки ее губ чуть приподнялись. Ее взгляд вдруг стал немного мягче.
— Уже рядом, — продолжил он.
Они свернули к небольшому кафе с лаконичным названием «Теплая чашка». Чарльз задержался у двери, чтобы пропустить Эвелин вперед. Едва они вошли, как тепло и запах свежемолотого кофе окутали их, отрезая от прохлады дождливой улицы.
Интерьер был простым и уютным: деревянные столы, старые газовые светильники на стенах и витрина с пирогами и булочками. Несколько посетителей сидели за столиками, погруженные в свои мысли или тихие разговоры.
Чарльз выбрал столик у окна, через которое видно, как дождь заливает улицу. Эвелин села напротив, снимая перчатки и аккуратно кладя их рядом.
— Все-таки ты всегда знал, как выбрать место, — сказала она, скользнув взглядом по залу.
— Это не так сложно, когда знаешь, что нравится другому человеку, — ответил он спокойно.
К ним подошла официантка — молодая девушка в строгом фартуке.
— Что будете заказывать?
— У вас есть фьюморосские сливки? — спросил Чарльз, бросая незаметный взгляд на Эвелин.
— Да, конечно, — легко кивнула девушка.
— Тогда два крепких кофе на фьюморосских сливках, и еще парочку тех булочек с маком, — он указал рукой на витрину с выпечкой.
Официантка записала заказ и удалилась, оставив их наедине.
— Итак, — начала Эвелин, скрестив руки на груди. — Что ты все-таки делаешь в Грандхейвене?
Чарльз на мгновение отвел взгляд в сторону, как будто обдумывая ответ. Затем вернулся к ее глазам.
— Работаю. Появилось дело, в котором нужна моя помощь.
— Это звучит так же туманно, как и все твои уходы. И ты сразу побежал работать, как только позвали?
Чарльз откинулся на спинку стула, его пальцы медленно постукивали по столу.
— Нет, не сразу. Виктор нашел меня и смог уговорить, — уклончиво ответил он.
— И что за дело? — спросила она, не сводя с него взгляда.
— Кража. Но не простая, это скорее исключительный случай.
— И тебя опять втянули во что-то опасное, — сказала она, но что-то неуловимое изменилось в ее взгляде.
— А когда-то было иначе? — Чарльз слегка улыбнулся уголком губ, но в голосе чувствовалась горечь.
Эвелин не успела ничего ответить, как вернулась официантка с заказом. Она поставила на стол две чашки чая и поднос с булочками.
— Спасибо, — коротко сказал Чарльз, откидываясь вперед и поднимая чашку.
Когда девушка отошла от них к другим гостям, Чарльз, оглядывая зал, произнес:
— Удивительно, что за пять лет тут ничего не изменилось. Я помню это кафе именно таким.
Эвелин кивнула, кончиками пальцев касаясь своей чашки. Ее взгляд стал задумчивым, но голос остался холодным.
— Пять лет, — повторила она. — И ни слова. Только эта чертова записка, Чарльз.
Он опустил глаза на свой кофе, понимая, что ее упреки заслужены.
— Я тогда не знал, как поступить. Все казалось таким… — он сделал паузу, подбирая слово, — бесполезным. Или бессмысленным.
Эвелин чуть улыбнулась, но эта улыбка была горькой.
— Знаешь, в какой-то момент я решила, что ты мертв. Это показалось проще, чем думать, что ты просто выбрал уйти.
Чарльз глубоко вздохнул, его пальцы крепче сжали чашку.
— Эв… — начал он, но замолчал, не зная, что сказать.
— И вернулся ты не ради меня, — ее голос был тихим, но острым. Она внимательно смотрела на него, ее глаза, казалось, видели его насквозь.
— Нет, — ответил он, смотря ей в глаза. — Я вернулся ради дела. Но это не значит, что я не рад тебя видеть.
Она не ответила. Они молча сидели, прислушиваясь, как дождь стучит в окно. Чарльз снова откинулся на спинку стула, прикуривая сигарету, и внимательно наблюдая, как Эвелин неспешно размешивает свой кофе. Ее движения были размеренными, почти гипнотическими.
— Знаешь, — начал он, выпуская тонкую струйку дыма, — это место напоминает мне одно кафе в Гирсхолме.
Эвелин подняла взгляд.
— Ты когда-то рассказывал о нем. Говорил, что там была вкусная домашняя выпечка.
— И плетеные стулья, которые скрипят так, что ты не можешь усидеть спокойно, — добавил он с легкой усмешкой.
Она тоже улыбнулась, но ее глаза оставались серьезными.
— Но ты продолжал туда ходить.
Чарльз сделал еще одну затяжку, задумчиво глядя на сигарету в руке.
— Да. Это место было тихим.
Эвелин молча потянулась к своей пачке сигарет, прикуривая от его зажигалки. Дым кружился между ними, словно подчеркивая невысказанные слова.
— И ты обещал, что мы вместе съездим туда.
Он отпил кофе и, немного помолчав, ответил:
— Эв, я виноват. После того, как все случилось, — он переложил сигарету в пальцы левой руки, затянулся, — я не знал, смогу ли лично встретиться с тобой.
Ее пальцы аккуратно скользили по краю чашки кофе.
— Ты мог написать хоть одно письмо, что с тобой и где ты, — произнесла она, глядя в черноту своего напитка. — Мы могли вместе пройти через это, я могла бы уехать вместе с тобой.
Он замер, ее слова ударили глубже, чем он ожидал.
— Я уехал в Коулсвиль. Там тихо, никто меня не знал. Никто не пытался расспрашивать о том, что я делаю, или напоминать мне о том, что я оставил позади, — Чарльз затушил сигарету. — Конечно, Коулсвиль та еще дыра, угнетал только одним своим видом, но это все равно было лучше.
Эвелин допила кофе и, чуть заметно вздохнув, потушила сигарету. Ее голос стал мягче, но в нем все еще была сталь.
— Я поняла, — сказал она, беря свои перчатки. — Меня еще ждут дела. Пора идти.
Чарльз оставил деньги за заказ, и они вышли из кафе. Чарльз махнул рукой проезжающему мимо такси. Машина остановилась прямо перед ними. Неожиданно Эвелин повернулась к Чарльзу, посмотрев прямо в глаза.
— Я не знаю, куда это приведет, — она чуть помедлила, — но если тебе нужно будет место, где ты можешь найти тишину, я все еще живу там же.
Чарльз кивнул, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула благодарность.
— Спасибо, Эв.
Он помог ей забраться в такси, придерживая ее за локоть, пока она поправляла подол пальто.
— Береги себя, Чарльз, — сказала она, прежде чем захлопнула дверь и такси тронулось с места.
Он постоял несколько секунд, глядя, как машина скрывается за ближайшим поворотом. Потом медленно развернулся и направился вдоль улицы. Его шаги глухо отдавались эхом от мокрой брусчатки, в голове царил хаос. Виктор жил у набережной, и Чарльз решил идти пешком, чтобы обдумать все случившееся и снова привести разум в порядок.
Он смотрел вперед, на пустую улицу, обдумывая, что только что произошло. Воспоминания об Эвелин всплывали в его голове, заполняя тишину между его шагами.
Это было 9 лет назад, когда он приехал в небольшой городок близ границы Аэротана с Энтернией. Их первая встреча не была чем-то значимым. Для него она была просто одной из свидетелей, мелькающей на периферии дела.
«Обычная работяга», — подумал он, когда впервые ее увидел. Скромная механик с яркими глазами и едва заметной насмешливой улыбкой, которая, казалось, знала о мире больше, чем позволяли ее обстоятельства.
Ограбление и убийство, которые он расследовал, были дерзкими, но следов практически не оставили. Обычная грязная работа, думал он тогда. Но все изменилось, когда он заговорил с Эвелин.
Она была одним из немногих свидетелей, кто действительно видел что-то важное. Чарльз вспомнил, как она указывала на детали, которые никто другой не заметил: следы от тяжелых сапог на ржавой платформе, странно расположенные инструменты в вагоне.
— Ваш убийца был механиком, — уверенно сказала она тогда, указывая пальцем на рисунок жертвы в его блокноте. — Если вы верно зарисовали место удара, то такие следы может оставить ручной заклепочник. Такими работают ребята из северной мастерской.
— А вы хорошо разбираетесь в инструментах, — сказал он ей, затягиваясь сигаретой.
— Это моя работа, — ответила она, пожимая плечами.
После этого он стал часто ее навещать. Сначала по делу, задавая дополнительные вопросы, а затем просто так, осознавая, что она была интересной собеседницей. Она помогала ему не только с механическими деталями, но и с обстановкой в городе.
— У тебя взгляд на мир, как у детектива, — однажды сказал он ей.
— А у тебя взгляд механика, — парировала она с легкой улыбкой. — Тяжелый, будто ощутимый физически.
Так между ними начала завязываться связь. Эвелин не боялась спорить с ним, но при этом всегда слушала его доводы. Ее независимость и умение видеть суть вещей восхищали Чарльза.
Однажды, поздним вечером, когда дело было почти завершено, он зашел к ней в мастерскую. Там, среди запаха масла и гари, они долго разговаривали. Она рассказывала о своей жизни, о том, как отец научил ее всему, что она знает, и о том, как она мечтала создать что-то великое.
— И что же это будет? — спросил он.
— Еще не знаю, — ответила она, глядя на свои чертежи. — Но это должно быть что-то важное.
— Думаю, ты уже близко к этому, — сказал он, кивая на ее чертежи.
Чарльз вспоминал, как они смеялись той ночью, обсуждая ее проекты и его старые дела. Ее тепло, ее искренность… это затронуло что-то в нем, что он старался скрыть даже от самого себя.
Когда дело закончилось, он пригласил ее прогуляться по побережью, которое омывал океан Касталис. Тогда он решил сразу предложить ей уехать с ним в Грандхейвен, уверяя, что там ее ждет больше, чем просто работа в мастерской. И она согласилась.
Через какое-то время после переезда она перебралась в его квартиру в столице. Виктор помог ей найти работу у Натана Фоггрейва, кузена Адриана Фоггрейва, нынешнего главы Совета Основателей, который владел крупнейшими заводами в городе. А Чарльз продолжил работать дальше. После неудачных стычек, он возвращался к ним домой, где Эвелин всегда лечила его раны.
Но после его последнего дела он уехал, оставив лишь короткую записку, чтобы не пришлось объяснять почему он убегает, почему не может остаться с ней.
Теперь, спустя пять лет, он понял, как глупо это было. Эвелин была не только его союзником, но и человеком, который делал его жизнь светлее.
Эти воспоминания были теплом в его сознании. Но одновременно с этим, их завершение причиняло боль.
«Может быть, Грандхейвен, ты дашь мне шанс исправить еще и это…» — подумал он, глядя на набережную, где тихо плескалась вода.
Его шаги стали увереннее, но в душе все еще оставалось чувство вины, которое он хотел заглушить.
Подойдя к дому Виктора, Чарльз остановился перед массивной дверью. Здание находилось на одной из центральных улиц набережной, с которой открывался вид на реку Гранн. Мягкий свет фонарей освещал порог, и слабый запах воды смешивался с ароматом мокрого асфальта. Чарльз поднял руку, чтобы постучать, но дверь открылась прежде, чем его пальцы коснулись древесины.
— Ты всегда опережаешь, — сказал он, глядя на Виктора, стоящего на пороге с довольной улыбкой.
— Привычка, — ответил тот, махнув рукой, приглашая внутрь. — Я увидел тебя через окно. Как всегда, выглядишь так, будто нес весь мир на своих плечах.
Чарльз вошел в уютный холл. Виктор закрыл дверь и повел его в гостинную.
— Кофе будешь? Садись, я сейчас вернусь.
Чарльз облокотился на мягкий кожаный диван и скрестил руки. Взгляд скользнул по комнате: книги, расставленные на полках, старинные карты на стенах, массивный письменный стол с несколькими стопками бумаг. Виктор вернулся, неся на подносе две чашки кофе и пепельницу.
— Угощайся, — он протянул одну из чашек Чарльзу.
— Спасибо, — Чарльз сделал небольшой глоток, согревающий после прохладной улицы. — Знаешь, Виктор, я уже давно перестал удивляться твоей готовности к таким встречам.
— Профессиональная привычка, — Виктор сел напротив и внимательно посмотрел на Чарльза. — Ну, выкладывай, я тебя слушаю.
Чарльз сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями.
— Я говорил с Кроноуэйтом. Он предложил взяться за дело. Сроки короткие, задачи сложные, но я решил, что стоит попытаться.
Виктор улыбнулся, отпив немного кофе.
— Что ж, рад слышать, что ты снова в строю. Каковы твои первые шаги?
— Да как обычно, в общем-то. Допросить работников лаборатории, охранников и заглянуть на барахолки и черный рынок.
— Могу помочь, — предложил он. — Я давно работаю с Кроноуэйтом, знаю его людей.
Чарльз кивнул, задумчиво глядя в чашку.
— Это будет очень кстати. Только не вздумай делать все сам. Мы знаем, к чему это может привести.
Виктор рассмеялся.
— Знаешь, в чем ты никогда не меняешься, Чарльз? В своем умении звучать, как старший брат.
Чарльз усмехнулся и поднял взгляд.
— А еще, Виктор, я встретил Эвелин.
Виктор замер на секунду, затем его лицо приняло серьезное выражение:
— Эвелин Торн?
— Ага. Она все еще здесь. Случайно встретил ее в магазине. И это было… странно.
Виктор поставил пустую чашку на стол и наклонился вперед:
— Ты собираешься что-то предложить?
Чарльз вздохнул, разминая виски пальцами.
— Пока не знаю. Возможно, уже поздно что-то предлагать.
— А, чепуха, — махнул Виктор рукой. — Если кто-то может исправить прошлое, так это ты, Чарльз.
Глубокая тишина между ними, но в этой тишине была поддержка, которая никогда не требовала слов. Виктор вышел из гостинной, а затем вернулся с бутылкой крепкого бурбона и двумя стаканами, которые поставил на небольшой стол между ними.
— Если ты сегодня уже не собираешься бежать по делам, давай выпьем. Разве не ради таких вечеров мы с тобой когда-то договаривались не терять связи?
Чарльз усмехнулся, принимая стакан.
— Тебе легко говорить. Пять лет моего молчания — не самая крепкая связь.
Виктор поднял стакан, словно за здоровье друга.
— Зато теперь у тебя есть шанс все исправить, Чарльз. Давай начнем с бурбона.
Они выпили, и Виктор откинулся на спинку дивана.
— Кстати, когда мы ехали с тобой в Грандхейвен, — начал Чарльз с дивана напротив, — ты обещал рассказать о вашем знакомстве с Кроноуэйтом. По-моему, сейчас подходящий случай.
Виктор ухмыльнулся:
— Это было пять лет назад. После… того дела. Я был не в лучшей форме, мягко говоря. Без правой руки, с постоянной болью, пытался устроиться хоть куда-нибудь. Уж лучше бы улицы мести, чем сойти с ума от бездействия.
Правая рука Чарльза, сжимающая стакан, вдруг пошла дрожью. Бурбон плеснул через край, темным пятном растекаясь по ткани брюк. Чарльз тихо выругался, но даже не подумал поставить стакан на стол. Вместо этого он лишь крепче сжал его, стараясь удержать остатки спокойствия.
— Эй, ты в порядке, Чарльз? — Виктор подался вперед, его голос звучал настороженно.
Чарльз хрипло прокашлялся, не глядя на друга.
— Не знаю. Просто… слушать это сейчас… не так, как я себе представлял.
— Ты ничего не мог сделать, Чарльз, — Виктор тихо вздохнул, облокачиваясь обратно на спинку дивана. — Это была работа, нам за нее платили. И она не прощает нам наши ошибки.
Чарльз покачал головой, отпив глоток бурбона. Горечь напитка обжигала горло, но отвлекала от напряжения.
— Я понимаю. Но все равно… Вик, это ведь я потащил вас туда.
— Черт возьми, брось, — Виктор слегка усмехнулся, его голос смягчился. — Если уж кто и виноват, то я сам. Это была моя работа, мой выбор. К тому же, знаешь… — он поднял руку, демонстрируя протез. — с этим даже удобнее открывать бутылки.
Чарльз фыркнул, его губы изогнулись в тени усмешки.
— Значит, Кроноуэйт встретил тебя уже без руки?
— Именно, — кивнул Виктор, словно возвращаясь в собственные воспоминания. — Однажды я оказался в механической мастерской в Восточном квартале. Думал, может, найду что-нибудь, что поможет мне, если не забыть, то хотя бы справляться. И там был он — молодой, но уже такой уверенный в себе человек.
— И что он сделал?
— Он предложил помощь. Посмотрел на меня так, будто видел человека, а не поломанный механизм. Габриэль сделал эту руку, — Виктор осмотрел металлический протез, его бронзовая поверхность блеснула при свете лампы. — Она не просто работает. Она дает мне возможность жить дальше.
— Вот как все было… — тихо произнес Чарльз, глядя на руку друга.
— Да, — Виктор сжал пальцы протеза в кулак. — А потом Габриэль предложил мне работать с ним. Сначала — просто охраной, но со временем я начал помогать ему с людьми, управлением делами. Тут и помог наш с тобой совместный опыт.
— Да, ты хорошо вписываешься в эту роль, Виктор, — сказал Чарльз, разливая алкоголь в пустые стаканы. — Всегда был надежным.
— Так же, как и ты, Чарльз.
Мгновение они сидели в молчании, пока Чарльз снова не заговорил:
— Виктор, я… Я хочу извиниться.
Виктор поднял бровь, затем устало покачал головой, словно разговаривал с упрямым ребенком.
— Не начинай, Чарльз. Сколько раз мы будем это обсуждать?
— До тех пор, пока я не поверю, что ты не винишь меня за то, что произошло.
Виктор вздохнул, взяв стакан со стола.
— Я же говорил, это не ты сделал выбор за меня. Это моя работа, и я всегда знал, что могу не вернуться домой.
Чарльз отвернулся, глядя на огонь в камине, его пальцы сжали стакан.
— Может, ты и прав, но это не делает ситуацию легче.
— А знаешь, что сделает легче? — Виктор улыбнулся. — Этот бурбон и работа, которую мы сделаем вместе.
Чарльз улыбнулся краем рта, кивая.
— Ладно. Обычно мы так не делаем, — он поднял стакан, — но давай выпьем за будущее дело.
Они хлопнули стаканами по столу, и осушили залпом.
— А что насчет тебя? — спросил Виктор. — Что у тебя на душе? Ты сказал, что видел Эвелин. Как все прошло? Она, наверное, была рада тебя видеть? Или…
Чарльз глубоко вздохнул, опуская стакан на стол.
— Или ненавидела, — отрезал Чарльз. — И знаешь, Виктор, я ее не виню. Я тогда поступил… — он сделал паузу, словно пытался подобрать слово, которые было бы не таким резким, но потом только выдохнул, — поступил, как трус.
Виктор налил им обоим еще по стакану бурбона и поставил бутылку на стол, молча наблюдая за Чарльзом, пока тот говорил.
— Я оставил ее с запиской. Даже не посмотрел ей в глаза, когда уходил, — Чарльз покачал головой, его пальцы нервно барабанили по стеклу наполненного стакана. — Я убежал, как будто она было чем-то лишним в моей жизни. Хотя она… она была ее единственным светлым пятном, понимаешь?
Виктор внимательно смотрел на него, но не перебивал.
— А теперь я вижу ее снова. Такая же сильная, умная, черт возьми, даже красивая, как раньше. Но ее взгляд… — он на мгновение замолчал, глядя в пол. — Она смотрела на меня так, как будто не знала, радоваться или презирать. И это убивает.
— Ты сказал ей все это? — наконец спросил Виктор.
— Нет, конечно, — Чарльз нервно усмехнулся. — Мы говорили о кофе, о Гирсхолме, о чертовых сигаретах… я пытался объясниться, но не смог извиниться.
— Так что теперь? — Виктор чуть наклонился вперед, его голос был мягким, но настойчивым.
Чарльз пожал плечами, потягивая бурбон.
— Я не знаю. Она дала понять, что двери для меня все еще открыты. Но я не уверен, что готов… или что имею право.
Виктор слегка хмыкнул, покачивая стакан в руке.
— Чарльз, если ты ждешь, что я скажу тебе, что делать, то забудь. Ты сам все знаешь. Вопрос в том, хватит ли тебе духа сделать шаг.
— Ты прав, как обычно, — сказал Чарльз, и его голос стал чуть тише. — Но я не знаю, что она вообще во мне нашла, кроме возможности лечить мои раны, думая перед этим, вернусь ли я домой.
— Нашла мужчину, который умеет замечать в людях нечто большее. Даже если сам не видит этого в себе, — Виктор поднял свой стакан, слегка усмехнувшись. — За это стоит выпить.
Чарльз посмотрел на друга, а затем с тихим смешком поднял свой стакан.
— За это.
Выпив, Виктор чуть откинулся назад, молча разглядывая свой стакан с бурбоном, затем с ухмылкой посмотрел на Чарльза.
— Помнишь, тот вечер, когда мы изображали официантов?
Чарльз хмыкнул, опуская взгляд на свой стакан.
— Ты про тот, когда я случайно разлил суп на Фрэнка Гаррета, главу торговой гильдии?
— Именно, — Виктор засмеялся. — И его крик: «Этот идиот точно не из нашего клуба». Черт, его лицо…
— А ты сам был далеко не лучше, — перебил его Чарльз, усмехаясь. — Твой «бренди-суп» до сих пор вспоминают. Я до конца вечера не мог понять, почему вдруг официанты начали лезть в драку, пока не увидел, как ты плещешь бренди в миски.
— Это было искусство, — Виктор поднял палец, словно подчеркивая важность своих действий. — Зато мы подобрались к близнецам Тревисам. Их задержание было шедевром.
— Шедевром? — Чарльз закурил, склонив голову набок. — Это было больше похоже на бардак. Один из них успел скрыться, помнишь?
— Конечно помню. Но признаюсь, их лица, когда ты выдал себя фразой «Ваш десерт подан!», все компенсировали.
Чарльз тихо рассмеялся, выпуская облачко дыма. Виктор посмотрел на него с укором.
— Сколько ты уже сегодня выкурил?
— Меньше, чем мог бы, — спокойно ответил Чарльз, с видимым удовольствием делая затяжку.
— Знаешь, Чарльз, у тебя легкие скоро станут чернее ночного неба.
— И кто бы говорил, — парировал Чарльз, стряхивая пепел в пепельницу. — Вспомни, как ты уговаривал того попугая дать показания, который был при ограблении единственным свидетелем.
Виктор хохотнул.
— О, это не забудешь! Птица, которая знала только «морской» жаргон и раз, черт возьми, за разом орала «Якоря! Якорь тяни!» вместо ответов на вопросы.
— Не забудь, что она еще называла тебя «капитан-кувалда».
— Потому что ты постоянно представлял меня как своего «младшего помощника».
Они оба рассмеялись, и на несколько секунд смех заполнил комнату. Чарльз, немного успокоившись, пригубил бурбон и замолчал. Виктор заметил, как лицо друга снова стало более задумчивым.
— Как жизнь в Грандхейвене? — начал Чарльз. — Что нового за пять лет?
Виктор пожал плечами.
— Как и всегда, город живет своим ритмом. Много нового — два завода открыли в Северной промзоне, на Перекрестной улице новые дома построили, а вот старые кварталы, как и всегда, полны грязи и тени.
— А Западный квартал? — спросил Чарльз, стряхивая пепел.
— Там все становится хуже. Полиция туда практически не суется, а черный рынок цветет пышным цветом. Загляни туда, кстати, может что-то узнаешь.
Чарльз кивнул, закуривая новую сигарету.
— Знаешь, вчера, когда я уехал в отель после приема Кроноуэйта, я ловил себя на мысли, что скучал по этому городу. Коулсвиль — это просто серая безликая тень. А Грандхейвен… его запах, шум, люди — все это другое.
— Вот видишь, — Виктор улыбнулся. — Ты вернулся домой, даже если сам это не хотел признавать.
Чарльз взглянул на друга, слегка улыбнувшись, но ничего не ответил. Вместо этого он сделал глоток бурбона и поднял взгляд на окно, за которым снова застучал дождь. Виктор поднял стакан, в котором осталась лишь пара капель бурбона, и улыбнулся:
— Ну что, Чарльз, мы с тобой неплохо посидели. Почти как раньше. Надо бы почаще собираться, наверстывать упущенное за последние годы.
Чарльз, разглядывая дно своего пустого стакана, кивнул.
— Почти, — повторил он, слегка усмехнувшись. — Только теперь у нас вместо просторных улиц с мелкими бандами — дела с потенциальным заговором и украденной формулой долголетия.
Виктор откинулся на спинку дивана, сложив руки за головой.
— А значит, завтра снова в бой. Предлагаю встретиться с утра. Вместе поедем к людям Кроноуэйта, посмотрим, кто из них что знает. Обрати внимание на старшего охранника, у него репутация надежного человека, но он слишком тихий. Мне всегда казалось, что он что-то скрывает. Ну а дальше — как пойдет.
Чарльз покрутил в руках стакан, задумчиво глядя на узор на его поверхности.
— Как в старые добрые, да? — произнес он, медленно поднимаясь с места. — Утро, значит?
— Утро, — подтвердил Виктор. — Скажем, в часов девять.
— Договорились, — Чарльз поставил стакан на стол. — До завтра, Виктор.
— До завтра, Чарльз, — Виктор встал, пожав ему руку. — И постарайся выспаться.
Чарльз только улыбнулся в ответ.
Накинув пальто и поправив шляпу, он вышел на улицу. Дождь шел с новой силой, на мостовой лежали зеркальные лужи, отражая свет газовых фонарей. Грандхейвен затихал, но все еще оставался живым — где-то вдалеке слышались крики торговцев, звук паровых труб и свистки ночных паровозов.
Чарльз остановил такси, сел на заднее сиденье и сказал водителю адрес отеля. Его мысли вновь вернулись к сегодняшним событиям, но в них не было хаоса. Теперь все выстраивалось в определенную цепь, и он предполагал, что ждет его впереди.
Когда такси подъехало к отелю, Чарльз поднялся к себе в номер. Он устало сбросил пальто и шляпу на кресло, расстегнул жилет и зажег настольную лампу. Взяв из кармана пачку сигарет, он закурил, глядя на город за окном.
— Завтра начнем, — пробормотал он себе под нос, выпуская дым в темноту комнаты.